растя в Нью-Джерси, я чувствовал себя другим (лучше) по сравнению со всеми вокруг. Это продолжалось до тех пор, пока я наконец не переехал в Испанию, в тот момент я понял, что, оops, я даже не просто из Америки, я ОЧЕНЬ американец.

европейцы это полюбили, и приняли меня — 'веселого американца' — так, как никогда не принимали других немногих американцев, которые преподавали английский в наших кругах, все из которых сделали 'не как другие американцы' основной частью своей идентичности